Несколько недель назад в группу ББ написала женщина, передала информацию о пожилом бездомном мужчине с больными ногами, который живет рядом с крупным торговым центром на Сенной. До здравпункта дойти не может из-за сильных болей. По ее словам, у него ожоги кислотой.
Врачи Больнички срочно собирают маленький онлайн-консилиум: какие у нас есть ресурсы, и можем ли мы хоть что-то сделать. По мнению наших хирургов, вариант госпитализации без паспорта и полиса маловероятен. Решаем на следующий день приехать на площадь втроем: Настя, Рома, я.
Воскресенье, утро. Встречаемся, упаковываем лекарства, идем. На скамейке замечаем двух людей, я подхожу к ним: “Здравствуйте, меня зовут Артем. Мы врачи из Благотворительной больницы. Вы случайно не Владимир?”. Немного смутившись, мужчина отвечает, что да, это он, а рядом его знакомая, Нелли. После короткого разговора с врачами Владимир соглашается на перевязку, Настя и Рома включаются в работу. Сразу становится понятно, что есть две новости. Хорошая новость: это не кислота. Плохая: ноги у Владимира в очень, очень плохом состоянии.
Центр города, выходной день. Людей вокруг, конечно, много. Мы в ярких куртках, и на нас обращают внимание. Кто-то из прохожих передает Владимиру 100 рублей, другой предлагает еду, кто-то проходит мимо. Это один из немногих аутричей Больнички при свидетелях. Обычно мы ищем бездомных людей в отдаленных районах города, где их живет значительно больше, в пустынных местах и заброшенных зданиях. Там и проще, и безопаснее быть невидимками.
Владимир живет на улице девятый год:
— Ноги стер совсем. Вызывали скорую, но только в токсикологию на пару дней положили, потом выписали. Про Ночлежку, Прачечную знаю, но как я туда дойду? Я еле сто метров прохожу. У меня и чистая одежда была, и кроссовки, но ночью рюкзак из-под головы стащили. Да и что на грязное тело чистое надевать? Иногда в метро захожу. Зимой пугали, говорили, что если не уйду, холодной водой обольют, балончиком пшикнут, ноги переломают.
Врачи заканчивают, даем на всякий случай листовки, повторяем, что нужно регулярно делать перевязки и оставляем медикаменты. В это время к нам подходит мужчина, представляется Игорем и говорит, что у него есть порез и нужна перевязка: один раз перевязали в травме, в следующий раз не стали из-за отсутствия документов и сказали идти в поликлинику.
Оказываем помощь Игорю и направляемся к Сенному рынку. У входа замечаем женщину, просящую денег. Подходим, представляемся. Она жалуется на свои порезанные пальцы. Ребята делают еще одну перевязку. В это время женщину и нас угощает яблоками выходящий с рынка с покупками мужчина. Неожиданно и приятно.
На следующий день, в понедельник, на Ночном автобусе Ночлежки в рейс отправляются волонтеры ББ Ульяна и Виктория, я фотографом. После приема людей на четырех стоянках и оказания им помощи мы решаем по пути домой зайти на Сенную и еще раз перевязать Владимира. Время позднее, ближе к полуночи. Владимира встречаем на выходе из закрывающегося метро. Он и Нелли покидают вестибюль под пристальные взгляды сотрудников безопасности метрополитена. Владимир нам рад. Выходим на улицу. Мне становится холодно. Пока идет до скамеек, спрашиваю у Владимира, где он будет ночевать.
— Как обычно: в переходе или просто на лавочке тут.
Пока девушки делают перевязку, к нам подходит мужчина и спрашивает: “Зачем вы это делаете? Он все равно никуда не пойдет. Столько ночлежек в городе! Они сами виноваты!”. Мне непонятно, почему мужчину вообще волнует то, что мы делаем. Через пару минут подходит другой бездомный, с его слов, в прошлом — хирург, и говорит, что у Владимира скоро начнется гангрена, и ногу нужно просто отрезать, и нам не стоит его перевязывать, это все равно не поможет.
Когда поведение обоих мужчин становится громким и отвлекающим наших медиков от работы, я решаю поговорить с ними и обозначить, что, во-первых, мы сами решаем, что делаем и стоит ли это делать, сами распоряжаемся своим временем и определяем целесообразность наших действий. А, во-вторых, что человеку нужна помощь, и поэтому я прошу их не мешать выполнять врачам свою работу и не вмешиваться в то, что их не касается напрямую.
У нас заканчиваются бинты, и я иду в аптеку вместе с другим бездомным, “хирургом”, чтобы купить их. На дворе ночь, аптека круглосуточная. Мы стоим в предбаннике, и все общение с фармацевтом проходит через окошко. У фармацевта тоже есть свое мнение относительно наших действий, и она его высказывает: “Вы что, бинты для этих хотите купить? Они же сами пьют на улице! Вы и себе, и им хуже делаете, возомнили о себе. Правильно про это у Достоевского написано. Покупайте быстрее, а то от них же такой запах. Мне потом проветривать тут до утра!”.
Так или иначе, бинты у нас есть. Делаем перевязку, оставляем лекарств + курс антибиотиков. Уезжаем.
В следующий раз мы возвращаемся на Сенную только через две недели. Заканчиваем аутрич в районе гаражей недалеко от Боровой, в заброшенном бывшем Доме Культуры и в заброшке у канала. Потом едем на Сенную, снова ближе к ночи.
Владимира и Нелли находим у заднего входа в один из крупных торговых центров, пройдя между рядами касс и банкоматов. Они собираются ночевать и не на улице, и не внутри, а между двумя рядами автоматически открывающихся стеклянных дверей. Я начинаю с ними говорить, нас вспоминают. Наши врачи предлагают пройти несколько метров и перевязаться на улице. Владимир соглашается не сразу: “Стыдно… У меня началась диарея, и я весь грязный. Не могу я при вас ноги показывать”. Беседуем, говорим, что мы — врачи, что лечим бездомных, что для нас он — человек, и это главное. Соглашается. Пока мы помогаем ему выйти на улицу и сесть на ступеньки, Нелли говорит:
— Какие вы красивые!
— Почему? — спрашивает Док.
— Все в желтеньком. А вы вообще на лягушонка похожи, — улыбаясь, говорит Нелли.
Ребята начинают делать перевязку. Мимо нас проходят люди. Кто-то сочувствующе смотрит на Владимира, кто-то проходит, отворачиваясь. Замечаю двух девушек, которые на пол-пути останавливаются, переговариваются и идут к другому входу. Чуть позже то же самое делает молодая пара. Проходит мимо мужчина, недоброжелательно взглянув. Кто-то наоборот интересуется.
Наблюдать за людьми интересно. Мне хочется думать, что для кого-то мы устроили “маленький взрыв мозга”, как скажет чуть позже Настя, тем, что показали другую нормальность, в которой бездомный не просто лежит где-то в углу, боясь шуметь, стараясь не показываться. А нормальность, в которой с бездомными разговаривают, интересуются и помогают. Что это сломает стереотипы хотя бы визуальной картины бездомности.
Медики единодушно отмечают прогресс у Владимира. Наверно, он перевязывался самостоятельно и принял оставленный нашими волонтерами курс антибиотиков, которые, скорее всего, не купил бы сам. Ведь для этого нужно было бы грязному зайти в аптеку, услышать слова, которые до этого сказали мне. Я радуюсь. Тому, что кому-то стало легче.
Проходим по переходам, по другой стороне Сенной. Больше никого нет. Садимся на каменное ограждение, смотрим на ночной город. Спрашиваю у Насти:
— Тебе понравился аутрич?
— Да.
Я удовлетворен тем, что мы были в одном месте три раза, что ребята увидели динамику, что мы говорили своими желтыми куртками о том, что можно по-другому, о том, что эти люди есть, о том, что им можно помогать.
Для меня важны аутрич-выходы в центр. Они позволяют показать, что бездомность — это не только про окраины, заброшенные садоводства, стоянки Ночного автобуса и Пункты обогрева… Она рядом с нами, она везде. В нескольких сотнях метров от достопримечательностей города, на площадях. Мне важно видеть реакцию людей на то, что мы делаем. Во время третьего выхода были люди, которые замечали нас впереди, на секунду останавливались и разворачивались. Кто-по проходил и недоброжелательно смотрел на подопечных и волонтеров. И тех, и других было много.
Мне кажется, что их было больше потому, что бездомных переодевали, делали перевязку, разговаривали с ними. Это то, что ломает шаблон. Появляется другой вариант, сценарий. Что бездомный — не просто человек, который сидит или лежит где-то в углу, и это нормально, а человек, которого кто-то почему-то перевязывает и помогает. И делает это прямо в центре. Это выходит за рамки нормального для многих людей. Возможно, оставляет за собой непонимание и вопросы. А, возможно, заставляет задуматься.
Мне хочется, чтобы я не просто ходил в аутрич, и мы не просто лечили людей. Мне хочется, чтобы в конце у меня самого было, над чем подумать,чтобы я находил новое в том, что мы делаем, новые вопросы и новые вещи, о которых хочется или сказать, или промолчать. Таких вещей, к сожалению, тоже хватает. Чтобы вместе с ребятами мы могли не просто рассказывать о перевязках, но через них призывать к гуманности, разумному сочувствию и взаимопомощи.
В конце аутрича я просто сидел на асфальте. И просто думал об увиденном, об этом мире, о людях в нем. О том, что будет дальше. О том, что я хочу сказать. Как маленькое подведение итогов, прежде чем вернуться к привычной, “нормальной” жизни.
